«Работать на государство больше не хочу». Заводские активисты - о том, что происходит с ними сейчас
Август 2020-го запомнился белорусам в числе прочего протестной активностью на предприятиях. Работники крупных заводов выходили на митинги, выдвигали свои требования, организовывали стачкомы и пытались объявлять забастовки. Сейчас некоторые из заводских активистов продолжают работать на прежнем месте, другие уволились или были вынуждены уехать за границу. «Мне пришлось подать заявление на предоставление политического убежища, объяснять ситуацию, почему мне нужно уехать и я не могу вернуться назад», — рассказывает о своем отъезде в Польшу бывший работник «Гродно Азота» и председатель стачкома Юрий Рововой. «Я продолжаю работать и буду, пока не найдут, за что меня уволить», — говорит Александр Лавринович, один из лидеров стачкома МЗКТ.
FINANCE.TUT.BY поговорил с активистами заводов о том, что происходит с ними сейчас, не жалеют ли они о своем участии в забастовочном движении и как все это происходило.
«В Варшаве мужчина из профсоюза „Солидарность“ бесплатно поселил меня в своей квартире»
Аппаратчик гидрирования Юрий Рововой, семь лет проработавший на «Гродно Азоте», возглавлял стачком предприятия. По его словам, он был одним из самых недовольных сложившейся ситуацией, потому что был независимым наблюдателем на избирательном участке.
— Я понял, что нас обманули на подсчете голосов, хоть явку и не завышали. Были доказательства фальсификаций: вместо 207 официальных голосов за Тихановскую, которые были на моем «азотовском» участке, мы за вечер 13 августа собрали подписи более чем 400 человек, которые голосовали за нее. У нас была встреча с мэром города, прокурором, заместителем начальника Гродненского УВД — большое собрание в городе, куда люди повыходили с заводов. На нем показали эти подписи, и я прилюдно спросил у прокурора в микрофон, может ли это быть основанием для возбуждения уголовного дела, — вспоминает о тех событиях Юрий. — Он начал что-то мямлить о законе, о том, что они проведут проверку, поговорят с каждым из этих 400. Я спросил: «То есть будете давить на каждого в кабинете?». Какой-то совсем непродуктивный был разговор. Они говорили о законе, а у людей появился интернет, и они знали, что никакого закона в эти дни не было.
После этого, говорит собеседник, «пути назад не было, другого метода, кроме забастовки, не оставалось».
— Проблема была в том, что это что-то суперновое для нас. Естественно, никто не был готов к организации этого дела, приходилось учиться на лету. Но люди шли охотно, на просьбу о выдвижении делегатов от подразделений быстро начали подтягиваться заявления с подписями, — говорит Юрий.
Он рассказывает, что руководство пыталось успокоить его и других активистов: например, показывали письма от «аналогичного украинского предприятия», работники которого призывали «не разрушать то, что есть у вас».
— Еще мне в телеграме и вайбере сыпались какие-то анонимные угрозы о том, что меня никто не поддерживает. Хотя я понимал, что это пишут не заводчане, а люди, вообще никак не связанные с заводом, — добавляет Юрий.
Он говорит, что единственное, о чем жалеет сейчас, — это то, что актив завода «начал распыляться на всякие сложные решения и был опьянен свободой в Гродно в эти дни».
— Например, нам разрешили проводить митинги на площади. Обманутые этой свободой, мы начали искать другие, менее радикальные пути. В итоге обсуждали не какое-то простое решение в духе «бастуем — не бастуем», а искали сложное: работать на склад, не отгружать продукцию и так далее. Хотя, когда организация только появляется, такие сложные решения принимать и обсуждать нереально, — анализирует произошедшее Юрий. — Ближе к 20 августа мы стали понимать, что гайки закручиваются, митинги опять стали несанкционированными. Тогда решили провести голосование, чтобы две трети работников проголосовали за остановку завода и забастовка была таким образом легитимна.
Утром 21 августа домой к Юрию пришли представители силовых структур. Он рассказывает, что ему удалось избежать задержания, после чего он «пару дней скрывался и в итоге выехал в Варшаву».
— Я понимал, что иначе сяду, а у меня семья, маленькая дочка, — объясняет Юрий. — Неравнодушные люди, которые имеют доступ к базам, подсказали, что на меня пока нет никакого дела и ограничений на выезд. Тогда я попросил друга вывезти меня в Польшу. Когда пересек нашу границу, выехал за шлагбаум — выдохнул. Но у меня стояла туристическая виза, а тогда из-за коронавируса по туристическим визам в Польшу не пускали. Мне пришлось подать заявление на предоставление политического убежища, объяснять ситуацию, почему мне нужно уехать и я не могу вернуться назад. На границе я провел 8 часов и в итоге оформил заявление, чтобы меня включили в процедуру международной охраны. Только таким путем мне удалось въехать в Польшу. А в эту субботу ко мне наконец-то смогла приехать семья: они сделали визы, решили дома все вопросы.
Пока заявление на рассмотрении — а это может занять до полугода, — работать в Польше Юрию нельзя. Он говорит, что живет на собственные сбережения, а также на выплату бастующим от Фонда солидарности. С жильем тоже удалось решить вопрос.
— С этим помог один 80-летний мужчина из польского профсоюза «Солидарность». Когда-то его дом в Варшаве снес застройщик и взамен дал несколько квартир в построенном доме. Он их сдает, а сам живет в другом городе. Когда профсоюз «Солидарность» узнал обо мне, они захотели мне помочь и кинули клич. Нашелся этот мужчина, и он подписал со мной договор о том, что год я могу жить в одной из его квартир бесплатно.
Юрий заявляет, что в Польшу он однозначно приехал только на время.
— Я в любом случае вернусь назад, потому что надо будет помогать и заводу, и нашей стране. У меня очень узкое химико-технологическое образование, жалко потерять его и опыт. И, конечно, хотелось бы жить в Беларуси: у нас замечательная природа, родня и друзья рядом. Несмотря на то, что уровень жизни в Польше выше, здесь приятно находиться, я понимаю, что дом-то мой там. Мне в Беларуси гораздо лучше.
«Попросили написать семь объяснительных, объявили выговор, лишили премии»
Во время августовских событий Минский завод колесных тягачей запомнился визитом Александра Лукашенко и рабочими, которые кричали ему: «Уходи!». Это было 17 августа. На следующий день работники собирались обсуждать забастовку, но из-за разногласий перенесли обсуждение на следующий день. Тогда же, 19 августа, на предприятии появился свой стачком. Один из его лидеров, инженер Александр Лавринович, рассказывает, что активисты не успели определиться, кто будет председателем.
— После работы в 16.30 за проходной собралось около 40 работников. Представитель независимого профсоюза рассказал нам, как провести собрание, правильно создать его протокол. На этом собрании мы выбрали состав стачкома. Потом приехала милиция и часть работников разошлись. Оставшиеся 25 человек проголосовали за то, чтобы в стачкоме было 8 человек, в том числе я.
Дальше, рассказывает Александр, стачком хотел провести среди работников анонимный опрос о забастовке. Для этого с помощью волонтеров напечатали 4 тысячи бюллетеней (по количеству работников МЗКТ), утром 20 августа на трех проходных должны были стоять урны для голосования.
— В 6 утра волонтеры планировали раздавать информационные листки об опросе, стачком — сами опросные листы. Мы думали, что в конце смены на выходе с предприятия работники будут бросать их в урны. Приезжал кандидат в президенты Дмитриев оказать моральную поддержку. Но по факту утром на всех проходных была милиция, мы только пару бюллетеней успели отдать. Тогда думали раздавать опросники уже на территории завода, после того как люди пересекают проходную. Мы показали охране протокол собрания, что мы тут не просто так это будем делать, а от имени стачкома. Но охрана изъяла протокол, листки, звонила заместителю генерального директора по идеологии, к которому начали по очереди всех вызывать.
По словам Александра, руководство завода рассказывало, что из-за всей этой ситуации «пошли звонки от поставщиков».
— Кто-то даже вроде как собирался разрывать контракт, и нам говорили: «Сейчас вы, ребята, доиграетесь, отдел маркетинга на вас всех посчитает упущенную выгоду». Скорее всего, это было просто запугивание, но такие слова были, — вспоминает Александр.
В понедельник, 24 августа, он решил в одиночку продолжить собирать подписи за забастовку. Для этого специально приехал на завод к первой смене, хотя сам работал во вторую.
— Подписи успели поставить семь человек, после этого вышел тот же зам генерального и вызвал на меня охрану, потом вызвали милицию — и всё, с предприятия меня забрали. Уже в РУВД на меня повесили участие в митинге в воскресенье, якобы милиционер запомнил, как я проходил мимо него возле стелы. Признаю, что я туда шел, но до стелы не дошел где-то километр и был совершенно в другой одежде, но это судья не принял во внимание. Еще говорили, что я якобы на рабочем месте организовал несанкционированный митинг, хотя я просто один собирал подписи. Наказание было по двум статьям, всего дали 10 суток.
На свободу Александр вышел 3 сентября. Его приехали встречать жена, коллеги, одногруппники и волонтеры, но в тот день «не выпускали через дверь тюрьмы, а сажали в бус по четыре человека и развозили по Жодино». В итоге они нашли Александра на автовокзале и забрали.
— В тот же день я приехал на завод, — продолжает собеседник. — Мой пропуск был заблокирован, тогда я позвонил своему руководителю, и он с проходной повел меня к одному начальнику, ко второму, со мной провели беседы и сказали: «Ну с 4 числа приступай к работе». Потом еще завели к начальнику отдела кадров, он попросил меня написать семь объяснительных по разным пунктам: почему я пришел в нарушение инструкции не в свою смену, почему я занимался агитацией, зная, что на заводе запрещена агитация, почему отрывал людей от работы, использовал ли оборудование предприятия для печати листовок и так далее. Такие глупости. Когда президент приезжал, тоже всю первую смену отвлекли от работы, остановили завод практически на полдня — и ничего. А здесь был упор на то, что я собираю подписи и из-за этого человек якобы мог не вовремя прийти из столовой и позже приступить к своим служебным обязанностям.
По четырем из этих объяснительных Александру объявили выговор и лишили премии на месяц. Это, по его словам, примерно половина зарплаты.
— Я подавал в комиссию по трудовым спорам, что не согласен с лишением меня премии. Она прошла 22 сентября, там были пять человек от нанимателя и пять от официального профсоюза. Они приняли единогласное решение, что наказание справедливое. Я хотел пригласить юриста Свободного профсоюза металлистов (СПМ), но мне сказали, что никого постороннего на территорию завода не пустят.
Еще до комиссии Александр вышел из официального профсоюза и вместе с коллегами решил создать на заводе ячейку независимого СПМ.
— Последние две недели стараюсь лично говорить с людьми о вступлении в нее, но поддержки практически никакой. Всего по заводу присоединилось около 15 человек. Вроде из официального профсоюза людей вышло больше, но они пока не собираются присоединяться ни к какому другому. Дело в том, что многие работники с активной гражданской позицией из-за этой ситуации тоже пострадали: кого-то лишили надбавок, доплат, премий и оставили голый оклад, — рассуждает Александр. — Один парень, технолог, вышел из официального профсоюза и вступил в СПМ. У него контракт заканчивается в октябре, и ему сказали, что продлевать не будут, хотя ему 30 лет и он хороший специалист. А мы как независимый профсоюз даже заступиться не можем, потому что у нас пока нет первички.
Со стороны руководства к активистам сейчас повышенное внимание, говорит Александр.
— Увольняться я не собираюсь, и они еще не нашли, за что меня уволить, но ищут, — подытоживает он.
«Мне прапанавалi выбраць: альбо скончыць маю дзейнасць, альбо я магу сесцi вельмi надоўга»
Глеб Сандрос работал на «Беларуськалии» в должности оператора заправочных станций. В августе он вошел в стачком предприятия и стал выполнять функции его пресс-секретаря, а позже был вынужден уехать из страны. Сейчас он находится в Литве.
27 августа Глеб получил на работе уведомление о прогуле более одной рабочей смены подряд, документ он публиковал на своей страничке в фейсбуке. На работу он действительно не ходил «у знак нязгоды з палітычнай сітуацыяй».
— Гэта было папярэджанне аб тым, што мяне могуць звольнiць за прагулы, — объясняет Глеб. — Але звальненне — гэта не вельмi простая працэдура, бо я займаю абраную пасаду ў незалежным прафсаюзе гарнякоў. Там складаная працэдура, насамрэч гэта вялiкая бюракратыя. Мяне могуць звольнiць толькi праз згоду прафсаюза. Зараз я сам не магу зразумець, звольнены я цi не. Юрыдычна — яшчэ не.
Через два дня после получения уведомления, 29 августа, Глеб собрался ехать по делам в Минск, однако по дороге его задержали сотрудники правоохранительных органов. С Глебом захотел пообщаться один из начальников правоохранителей.
— Ён сказаў, што яму трэба са мной сур’ёзна пагаварыць. Мне прапанавалi выбраць: альбо скончыць маю дзейнасць, альбо я магу сесцi вельмi надоўга, — рассказывает Глеб. — Я сказаў, што не буду гэтым займацца. Уся наша гаворка была запiсана на камеру. Пасля мне сказалi, што iм перадалi з Мінску, што ў стачкама ёсць выплата з Фонду салiдарнасцi, гэтыя грошы паступiлi мне на картку. Не мог бы я зрабiць ахвяраванне ў якiсьцi дзiцячы дом? Я сказаў, что, паколькi ў мяне мама iнвалiд i знаходзiцца ў доме-iнтэрнаце, то я перавяду грошы туды. На той момант на картцы было каля 18 тысяч рублёў, якiя нам перавялi людзi. Я сказаў, што толькi 7 тысяч — гэта тое, што нам далi, а астатняе — гэта мае ўласныя грошы. Яны с цяжкасцю, але паверылi. Мы паехалi ў банк, я перавёў 7 тысяч рублёў на гэты рахунак, яны ўсё здымалi.
После этого Глеб отправился в стачком, где объяснил ситуацию. Оставшиеся деньги поделили между всеми участниками стачкома.
— Потым я сабраў рэчы i выехаў з горада, але яшчэ пэўны час знаходзiўся ў Беларусi. Мне тэлефанавалi з сiлавых структур i прасiлi даць нейкiя тлумачэннi, на што я сказаў, што мяне няма ў горадзе i я нiкуды не пайду, — продолжает Глеб. — А праз тыдзень я з’ехаў з Беларусi ў Лiтву праз гуманiтарны калiдор. Людзi, якiя тут знаходзяцца, мне дапамаглi, даслалi неабходную iнфармацыю.
Несмотря на отъезд, Глеб не прекратил заниматься делами стачкома «Беларуськалия». Про свою деятельность он в шутку говорит: «Я цяпер куклавод».
— У стачкаме я адказваю за сувязь, у мяне, напрыклад, ёсць ключы ад тэлеграм-каналаў, усе правы доступу. Мы займаемся фармiраваннем розных спiсаў. Яшчэ штодня знаходзiмся на сувязi са Святланай Цiханоўскай, якая таксама зараз у Лiтве.
Работать Глеб сейчас не может, поэтому жить в Вильнюсе приходится на сбережения.
— Я ж забраў стачкамаўскую касу і з’ехаў, — смеется собеседник. — А калi сур’ёзна, то ў мяне былi грошы, якiя я паспеў адкласцi. Канешне, не на выезд, а проста. У Фонд салiдарнасцi я таксама падаў заяўку, але грошай пакуль што не атрымаў. С жыллём мне тут дапамаглi, так i жыву.
На вопрос о дальнейших планах Глеб отвечает: «Вярнуцца, канешне».
— Але трэба шмат зрабiць для гэтага. Гаворка iдзе пра вяртанне ў Беларусь без Лукашэнкi. Я не хацеў нiкуды ехаць, але так атрымалася. Цяпер хачу вярнуцца на сваё месца.
«Никто не хочет идти на мое место, но я больше не хочу работать на государство»
В середине августа бывший работник «Белшины» оператор ПТС Виталий Красницкий стал одним из создателей стачкома на предприятии.
— В стачком вступило около 10 человек. Мы составили наши требования, отнесли в профком — все сделали. 18 августа объявили забастовку. Но другие люди побоялись активно к нам присоединяться, — рассказывает Виталий.
Уже 27 августа его уволили, за несколько дней до этого заблокировав рабочий пропуск. Виталий говорит, что уволили его за прогул: «несколько человек подтвердили отсутствие на рабочем месте больше трех часов». Ранее и сам Виталий, и его руководство подробно рассказывали о своем видении той ситуации.
— В итоге на мое место никто не хочет идти. Это очень тяжелая работа, именно физически. Мне говорили: вернись к работе, все забудется. Но я больше не буду работать на государство, — поясняет свою позицию Виталий.
Еще через несколько дней, 30 августа, его задержали на митинге, куда он вышел с портретом Александра Лукашенко, перетянутым черной лентой.
В общей сложности Виталий провел в ИВС 27 суток и должен заплатить 45 базовых величин штрафа (1215 рублей). Такое наказание он получил за четыре эпизода участия в митингах и две неявки по вызову.
— Вышел я 28 сентября в 12 часов дня. Сейчас прячусь, дома не появляюсь, потому что в прошлый раз меня забрали прямо от дома, — говорит Виталий. — Но в ИВС отношение ко мне было хорошим.
Работать на государственных предприятиях Виталий больше не хочет. Сейчас он планирует менять профессию.
— Мне очень помогают минские айтишники. Пока я сидел, мне оплатили коммуналку, чтобы у меня не забрали жилье, потому что я живу в общежитии, помогали финансово. Один парень-айтишник преподнес мне все специальности, я выбрал то, что немного умею, потому что еще в школе начинал этим заниматься — SQL, базы данных. Они готовы помочь с обучением, говорят, чтобы я переезжал в Минск, могут помочь с квартирой. Я им доверяю. Уезжать из Беларуси не планирую. Мне предлагали поехать в Киев, но я отказался, потому что от меня здесь будет больше пользы.
О ситуации на «Белшине» Виталий знает от своих бывших коллег. Говорит, что «дела никак, все боятся».
— Из активистов, которые входили в стачком, уволили пять человек. Один из них уехал в Чехию, остальные работают на частных предприятиях, — говорит Виталий.
«За прогул в тот день, когда мы считали подписи „нафтановцев“, объявили дисциплинарное взыскание»
Во время августовских акций протеста на предприятиях многим запомнилась смелая работница «Нафтана» Ольга Бритикова. Она озвучивала с трибуны требования работников предприятия в присутствии Ивана Тертеля, тогда возглавлявшего Комитет госконтроля, потом собирала подписи под этими требованиями. Про Ольгу Бритикову у нас недавно выходил отдельный текст. Она продолжает работать на «Нафтане» в должности начальника отдела реализации нефтепродуктов, но получила первое за 16 лет дисциплинарное взыскание.
— Мне и Александру Соколову (еще одному члену инициативной группы по сбору подписей заводчан под открытым обращением к народу Беларуси) объявили дисциплинарное взыскание: в виде выговора и лишения премий. Выговор — за прогул 20 августа: в тот день мы считали подписи «нафтановцев». Процедуру подсчета подписей оговорили на совещании профкома (тогда мы еще являлись членами «Белхимпрофсоюза»). Там назначили время подсчета голосов — с 9 часов утра 20 августа — и состав счетной комиссии. Решили также, что нам подпишут увольнительные записки, которые позволяют отсутствовать на рабочем месте. Заместитель гендиректора ОАО «Нафтан» по идеологической работе, кадрам и социальному развитию Сергей Евтушик пообещал, что подпишет их нам.
Однако в итоге увольнительные записки руководство не подписало. Сейчас Ольга Бритикова находится в запланированном трудовом отпуске, из него она выходит 5 октября.
